– Денис Сергеевич, несколько слов об истории холдинга, пожалуйста. С чего он начинался, как «прирастал» новыми активами и направлениями деятельности...

– Холдинг формировался на базе компании «Истра-хлебопродукт», от которого и унаследовал название. В конце нулевых – начале десятых с целью развития сбыта для кормов мы ушли в птицеводство. В 2012 году после вызванных засухой резких скачков цен на зерно для хеджирования рисков других направлений было принято решение заниматься ещё и растениеводческой деятельностью, в том числе – зерновой частью.

В настоящий момент все три направления – переработка зерна, птицеводство и растениеводство – ведут самостоятельную деятельность, но в той или иной степени координируются из центра: ОАО «Истрахлебопродукт» меньше, растениеводство больше, потому что этот проект более «молодой» и на проектную мощность вышел только в 2015 году. Параллельно три главных направления неплохо дополняет и овощеводство: на тех землях, которые у нас есть, для севооборота.

В наших планах развитие и этих направлений, и новых, в том числе вспомогательных. Сейчас мы рассматриваем трейдинг, начали заниматься экспортом своего зерна. Когда стало получаться, задумались: почему бы не использовать этот опыт не только для себя, но и для всех остальных?Развиваем зарайский элеватор, который работает как хлебоприёмное предприятие (ХПП) для своего зерна, но вполне может работать и для всех остальных.

Мы сейчас активно предлагаем наши услуги, разные формы сотрудничества. Если есть, например, у крестьян понимание, кому они хотят продать свою продукцию, в том числе за рубеж, то мы можем им и экспедирование полностью сделать, и с таможенным оформлением помочь. Мы сами всё это уже попробовали и сейчас предлагаем сделать то же самое всем остальным. У нас нет задачи «забрать задешево и продать задорого», нам достаточно и комиссионной нагрузки.

А самое, пожалуй, интересное и новое направление нашей работы – это IT-технологии, которые выросли фактически из тех услуг, которые мы сначала оказывали сами себе, но потом поняли, что их можно предложить и другим.

– Давайте начнём с экспорта... Уж больно интересно: недавно ещё говорилось об импортозамещении, о необходимости обеспечить наших граждан продуктами, выращенным на родных полях, взамен тех, что завозились из-за рубежа. А оказывается, мы можем и других кормить!

– Не всё так просто: в плане экспорта мы не конкурентоспособны по отношению к европейским производителям. И здесь опять же не вина производителей в Московской губернии или в каком-то другом регионе России.

В большей степени это связано с агрессивной поддержкой сельскохозяйственной деятельности в Европе. У них этот вопрос очень проблемный, он остро стоял, наверное, с середины ХХ века, и они разработали программу поддержки сельхозотрасли. Если какой-нибудь наш молочный колхоз с 3,5 тысячами гектар земли получает в год при хорошем стечении обстоятельств 18 млн рублей в пересчете на сегодняшний курс, то в Германии такой же колхоз будет получать более миллиона евро в год. И при этом литр молока у нашего крестьянина будет стоить дешевле, чем литр молока крестьянина немецкого.
С этим сложно что-то сделать...

У меня был опыт путешествия по странам Восточной Европы до того, как они вступили в ЕС, и после. Основное, что происходит со страной после вступления в Евросоюз, – это «похоронный марш для сельского хозяйства». Хотя, казалось бы, вы вступили в Евросоюз, можете использовать те же технологии – что вам мешает? Мешает жесткое квотирование. Они защищают своих крестьян, они не оставляют их без заработка. Земля там очень дорогая, но бедная – они уже её истощили, как только могли. Там нет таких больших богатых черноземом площадей, как в России. Да, если кинуть 600 тонн селитры на гектар, то, наверное, урожай будет выше, но несоизмеримо выше будет и его себестоимость. С другой стороны, если тебе практически всю твою себестоимость просубсидировали – какая разница? Можешь зерно дарить... Когда говорят про конкурентоспособность России по отношению к Европе, часто забывают об этом факторе.

– А азиатские рынки? Или у них своего всего хватает?

– Если посмотреть на основной наш экспорт зерна, то это Турция, Саудовская Аравия, Египет, азиатские рынки – они все приобретают зерно, там его не хватает. Но дальше – мы же конкурируем со всем миром – если мы говорим про продукты глубокой переработки, то они у нас становятся неконкурентоспособными. И дело здесь не столько в технологии, сколько в зашитых мерах поддержки по отношению к остальным.

И всё же, думаю, за последние 15 лет никто не может похвастаться тем, что зерно, выращенное в Московской области, он отправил на экспорт. После прошлого года из-за разрывов во внутренних и внешних ценах мы активно вышли на экспортные рынки. При том что у нас, с точки зрения крупных экспортеров, объём зерна небольшой. Мы решили сделать следующий шаг: реализовывать зерно иностранным трейдерам, которые покупают в портах. Мы активно сотрудничаем с биржей. На наш взгляд, с точки зрения прозрачности рынка и инструментов трейдинга, за этим, наверное, будущее. Приведу пример одной сделки, которую мы проводили, используя биржевую инфраструктуру для того, чтобы отправить зерно фактически напрямую с элеватора на экспорт. Отправляли с башкирского элеватора. Там, правда, у местных жителей возникло непонимание, ведь никогда раньше они этим не занимались: как получить ветсертификат, как заполнить таможенную декларацию. Конечно, все эти службы у них есть, правда разнесены они от элеватора на расстояния под сто километров. Наш человек, чтобы собрать все бумажки, проезжал по 300 километров в день! Но, по крайней мере, попробовав один раз даже в удаленном месте, ты понимаешь, что всё это возможно.

– Извините за наивный вопрос: зачем так много ездить при нынешних технологиях, когда можно получить в электронном виде?

– Мы – восточные люди... Без личной явки решить определенные вопросы сложно. Особенно с удаленными районами.

– И всё-таки одним из направлений своей деятельности вы назвали IT-технологии. Казалось бы – что общего у них с сельским хозяйством? На принтере зерно не напечатаешь...

– На IT-технологиях мы сосредоточились в рамках растениеводства и неплохо в этом продвинулись. В области контроля процесса сева, уборки, ввода земли... Наш IT-директор, выступая на конференции по информационным технологиям на службе агрокомплекса России, стал один из лучших докладчиков.

В чём суть. У нас и поля все оцифрованы, и техника оцифрована – этим сейчас никого не удивишь: у многих компаний, у крупных агрохолдингов тоже вроде как вся эта система есть. Но! Мы, разговаривая с коллегами, столкнулись с тем, что вопрос буксует в аналитике. Получается, что массив данных есть, но им никто не пользуется. Больше того – никто не знает, как им пользоваться! Зачастую это просто дань моде: мол, «у меня тоже всё оцифровано, тоже всё замечательно».

Как этот массив данных используем мы? Во-первых, у нас есть служба мониторинга, которая анализирует все треки техники. Говорит, например, агроном в своём отчете: «Мы это поле обработали», а ему, посмотрев трек, отвечают: «На этом поле столько-то гектар, из них столько-то вы действительно обработали, а вот эти три гектара проехали мимо, не обработали...»

Да, иногда бывают ситуации, что просто датчик дал сбой, но в любом случае – акцент на конкретный участок конкретного поля. Это первый вариант. Второй вариант: «Зачем вы заехали сеять на соседнее поле? Оно не наше». Может быть, злой умысел, может быть, случайность, ведь согласитесь, что, если человека привести в центр большого поля, он толком не будет знать, где находится. Даже если он суперспециалист, используя бумажную карту, точно определить границы, если нет конкретных ориентиров, а просто поле, невозможно. А поле может быть наполовину твое, а на половину – чужое. Где твоя половина заканчивается? С GPS или с системой «Глонасс» это сделать можно, но человек, который находится там, тоже этого не сделает. Это может сделать специальная служба.

– Она же может и направить...

– Да, кроме того при уборке важна ещё и скорость. Если ты едешь очень быстро, то половина колосьев у тебя просто подгибается, осыпается, и ты теряешь урожайность. Здесь всегда конфликт интересов: фактически все комбайнеры – не важно, свои или наемные – получают вознаграждение от гектара. Это значит: «чем быстрее едешь, тем больше гектар, больше заработок».

– А сколько при этом погибло...

– Да, соответственно, датчики, которые устанавливают на комбайнах, позволяют устанавливать скоростной режим. То есть как только ты зашел в желтую или красную зону – сигнал: что-то не так, превышение скорости. Если у тебя какой-то комбайнер часто превышает скорость, его агроном «припарковывает» и проводит разъяснительные беседы. Если человек не понимает, значит, комбайн снимается с уборочной компании.

Можно ли это сделать, если нет у тебя оцифровки и нет службы мониторинга? Нет, только на глаз: «Мне кажется, что вы слишком быстро едете» – «Докажи!»

Все эти вещи у нас регламентированы, всё прописано. Мы в онлайн предоставляли в Московскую область доступ к нашей уборочной компании. Информация обновлялась каждые полчаса. Можно было видеть, сколько зерна с каких полей было собрано. Мы предлагали тиражировать нашу разработку на всю область, в принципе и сейчас предлагаем разным предприятиям – крупным и мелким – взять её на аутсорсинг. Сейчас формируем пакетное предложение. Мы все эти технологии уже отработали на себе. Служба мониторинга находится здесь, а посевы – там. Они могут быть в Подмосковье, а могут – на Дальнем Востоке, не важно, всё равно всё работает в режиме реального времени.

Да, бывают конфликты с агрономами; да, постоянно возникают споры. У нас есть отчетные чаты, где сидят и мониторинг, и агрономы, которые с чем-то не согласны. Но это здоровая ситуация, когда ты вынужден встать со стула, дойти до нужного места и посмотреть, а что же там на самом деле произошло.

Согласен, что и датчик может выйти из строя, и форсунка может забиться, и что-то ещё может произойти. Но в целом оцифровать все – это, конечно, здорово: ты всегда знаешь, где у тебя находится техника. Если же у тебя нет службы мониторинга, которая анализирует и накладывает контуры, – это маловероятно.

Плюс у нас есть беспилотник, который позволяет чётко очертить контуры полей. Да, есть кадастровый номер, но кадастровый номер и реальное поле – это всё-таки разные вещи: дороги, ёлки на границах, овраги, пруды... Можно, конечно, использовать и спутник, но у него есть и недостатки. Если нужно, чтобы он постоянно висел над твоими полями, это будет очень дорогая услуга. Если он пролетает время от времени... А вдруг он сегодня пролетал, а была облачность? – Ну, извини... Не повезло.

Что касается беспилотника, то он может использовать все те же самые спутниковые технологии, которые применяют страховые компании, тот же индекс NDVI, индекс зеленой массы, все это работает. И облачность ему не помеха, главное, чтобы не было ветра. Можно посмотреть за состоянием посевов, можно – в случаях, когда мы приступаем к вводу земли оценить «масштабы бедствия» – сколько нужно усилий, чтобы эту землю ввести. Беспилотник позволяет облететь поле, сфотографировать, это всё накладывается на 3D-картинку. Причем картинка получается уровня компьютерной игры, можно муравейники разглядывать! Они, правда, будут текстурированные, самих муравьев не разглядишь, но высоту муравейника понять можно.

Это позволяет решать такие спорные моменты, как, например, была ли введена земля: посмотришь на снимки - и все вопросы снимаются. Без цифровых технологий сейчас невозможно. Можно ли, к примеру, обойти 40 тысяч гектар? Хотя бы в Москве? Даже по дорогам? Сколько на это понадобится времени? Или сколько людей, чтобы всё проконтролировать? А сколько нужно людей, чтобы проконтролировать, что они действительно всё обошли, а не сидели у себя дома...

Что позволяет делать технология? Она позволяет работать точечно – здесь у нас посевы не взошли – надо посмотреть, почему: либо они погибли, либо ещё что-то случилось, либо нужно подкормить, либо необходимы ещё какие-то действия. Технологию можно совершенствовать и дальше. Мы под эгидой холдинга уже сформировали отдельную структуру, сейчас формируем пакетное предложение для партнеров, то есть можно сказать, что это наш «цифровой стартап». Мы видим в этом будущее управления.

Если есть, например, сервис по вызову такси через приложение, то почему рано или поздно невозможно прийти к тому же самому в сельском хозяйстве? Например, не у всех мелких фермеров есть возможность приобрести весь ассортимент техники, поэтому они обычно обходятся чемто другим. Да и дорогая техника нужна не всегда. Соответственно, если правильно скомплектовать сроки, в свободные часы можно вызывать её на соседние хозяйства. Если мы хотим оказывать такие услуги широкому кругу лиц, фермерских хозяйств, то сделать это можно, но должен быть удобный интерфейс. Это, на мой взгляд, потенциальное будущее. Но – не завтрашнего дня...

– Вы говорили о вводе земли в оборот. Ещё недавно многие бывшие совхозные-колхозные поля, у которых в принципе был хотя бы номинальный хозяин, стояли заброшенными, зарастали лесами. Сейчас если земля не обрабатывается, её изымают?

– Технология такая: если земля не обрабатывается, то составляется акт и выписывается штраф. Если на это никто не реагирует – повышается налог. Если и после этого ничего не меняется, то земля действительно может быть изъята за 40 процентов от её кадастровой стоимости. Но тут возникает один «нюанс»... Смотрите: эта земля кому-то принадлежала, а значит, кто-то платил за неё налоги. И не столь уже важно - повышенные или не повышенные, распахана была эта земля или не распахана, можно к этому и формально подходить. Если область эту землю изымет, а нового проекта, нового хозяина – того, кто будет этой землёй заниматься, у неё нет, то скорее всего эта земля будет точно так же заброшена, только платить налоги за неё уже никто не будет, и отвечать за неё никто не будет. Плюс – за собственность земли нужно будет заплатить, выкупить её – пусть даже и с определенным дисконтом.

Если же есть конкретный инвестор, то он может и с собственником земли договориться, чтобы выйти на эту площадку. Возникает ситуация, когда закон есть и он может работать, но только в том случае, когда у тебя есть конкретное заинтересованное лицо на эту землю. Иначе ты, конечно, «молодец», что потратил бюджетные деньги, что лишился постоянных поступлений в этот самый бюджет, а взамен получил землю, за которую тебя же потом будут спрашивать: «Почему она не возделывается?» Вот такая возникает коллизия.

Большая часть собственников, в принципе, давно уже перевели все лакомые кусочки в нужные формы, а что касается остальной земли, то они даже будут рады, если у них её изымут, да ещё и заплатят. Поэтому, к сожалению, у нас проверяющие трогают в основном тех, кто ввел 40 гектар, а три не ввел... «Почему не ввёл?!» А с тех, кто не ввёл ничего, что с них спрашивать? Их ещё и не найдешь...

– То есть виноват тот, кто всё-таки что-то делает?

– На него можно надавить, чтобы делал быстрее. А если никто ничего не делает, то дави-не дави – разницы никакой не будет.

– И ещё об одной инновации: АО СК «РСХБ-Страхование» запустило новый страховой продукт – «Страхование материальных затрат». Первый договор такого страхования АО СК «РСХБ-Страхование» заключило с ООО «НОВАГРО», входящим в ваш агрохолдинг. Что это за продукт, и какие преимущества он даёт предприятиям, заключившим такой договор?

– Мы громче всех в Московской области говорили о том, что программа страхования не работает. Она не востребована в том виде, в каком существует.

Я регулярно на всех совещаниях и встречах со страховщиками приводил такой пример: представьте, что вы застраховали машину по КАСКО и, к сожалению, попали в ДТП – врезались в столб. Приходит инспектор ГИБДД, всё фиксирует: «Да, вы попали в аварию, у вас есть повреждения, но – одна проблема: дорожная служба дала справку, что тут столба нет. Извините, но мы не можем признать это страховым случаем». – «Но как же?! – Машина-то повреждена?! Вот же столб!» – «Но согласно справке столба нет...»

Как бы вы отнеслись к этой истории? Наверное, сказали бы, что страховщики жулики. Так вот действующая программа страхования работает именно таким образом. Есть у нас знакомые фермеры, которые не могли зайти в поле, потому что комбайн утонул в грязи. Выше колес вода стояла. Комбайн просто не мог работать. Страховщики – они же тоже люди, говорили: «Понимаем, что это страховой случай, но...», формально это признать не могут, Потому что по правилам должна быть справка
метеостанции, а справка эта звучала следующим образом: «Почва была достаточно увлажнена»...

Первая проблема была – решить, чтобы фиксировалось не какой-то справкой какой-то службы... Тем более, что метеостанции покрывают далеко не всю территорию РФ. Например, на прошлой неделе в Москве был дождь, а в большей части районов Московской области дождей не было. Стояла жара. Вопрос: справка какой метеослужбы действительна? Ведь разница – сто километров...

В итоге первое действие, которое нужно было сделать со страховой компанией – признание факта страхового случая: из-за чего он произошёл и какие справки нужно устранить. Важен факт гибели. А чтобы не было злоупотреблений, можно приглашать Минсельхоз или любых независимых арбитров.

Второй момент – это «средняя температура по больнице». Как правило, если первый раз выходишь на рынок страхования, они говорят: «Покажите, пожалуйста, справку средней урожайности в этом районе. Мы застрахуем по средней».

В чем нюанс? Во-первых, в одном районе не у всех соблюдается технология. Не совсем понятно, как кто отчитывается по этим технологиям. Не все списывают свои поля, потому что не страхуются. Соответственно, очень много разных вариантов, каким образом показывать среднюю урожайность. И это полбеды... Потом приходит период уборки, ты собираешь урожай, у тебя есть поле, где по всем признакам - потеряно, его надо запахать, собрав с него 10 центнеров пшеницы, а другое поле – хорошее, у тебя там 70 центнеров. Так вот считаться будет «средняя температура по больнице». Если у тебя всего сто гектар – ну и ладно. А если у тебя в одном районе 20 тысяч гектар? Вопрос: зачем мне страховать? Ведь для того, чтобы у меня погибло всё, метеорит должен упасть прямо в центр полей, и все должно сгореть! Только в этом случае я получу страховку, и она для меня будет экономически обоснована. В этом случае смогу получить страховку больше, чем я заплатил за эту страховку. Соответственно, второй шаг, который нужно было сделать, – это «фиксировать по клеточкам». Грубо говоря, мы страхуем не «среднюю температуру по больнице», а каждые 30 гектар. Если у нас погибло непрерывно 30 га – это является страховым случаем для этих 30 га.

И третье: каким образом определить сумму страхования? Это самый тонкий момент, если его тиражировать на большой круг, есть вероятность злоупотреблений, страховым компаниям нужно создавать службу для контроля.

Важный момент: когда ты страхуешь машину по КАСКО, ты страхуешь её от того, что она будет повреждена, а не от того, что ты не заработал, как таксист, на этой машине. Программа агрострахования работает по-другому. Цель – не в извлечении дополнительной прибыли, а для того, чтобы застраховать то, что уже вложил.

– Чтобы не было потерь?

– Да. Собственно, для этого мы сделали технологическую карту, согласовали ее со страховой компанией, потом просто в договор попало, какая сумма страхового возмещения идёт в зависимости от даты гибели
урожая. Потому что чем позже, тем больше ты внес затрат в землю.

Такой продукт мы со страховой компанией и сделали. В этом году зима в Московской области была комфортная, поэтому страховой компании повезло – все выжило. И в первый раз я услышал расстроенные «нотки» в словах страховщиков, потому что они хотели сделать из этого какую-то историю, показать, что продукт работает. А получилось, что продукт сделали, все работает, а страхового случая не было... Столба не попалось на дороге. И слава Богу...

– И в заключение, по традиции – о планах развития. Вы ведь не собираетесь довольствоваться достигнутым?

– Мы планируем выйти на земельный банк в 100 тысяч гектаров в Московской плюс 20 тысяч гектаров в
Ярославской областях. Сейчас у нас под управлением порядка 50 тысяч гектаров на юге Московской области – в Зарайском и Луховицком районах. Мы планируем также развить похожий проект на западе Московской области, на территории Волоколамского, Лотошинского, Шаховского, Наро-Фоминского и Можайского районов. Увеличение на 50 тысяч гектар планируется в основном за счет ввода залежных земель. В этом году мы уже приступили к этой работе и ввели порядка 2,5 тысячи гектар в Волоколамском районе.

Есть у нас помимо этого и ещё один проект развития, который существенных инвестиций не требует, но существенно дополняет наш южный проект – это овцеводство. В том земельном фонде, которым мы управляем, есть часть земли – овраги с большими уклонами – которая не подходит под растениеводство, но неплохо подходит под животноводство, например, овцеводство. Мы уже провели эксперимент по разведению овец, у нас сейчас порядка тысячи голов. Эту цифру мы планируем довести до 40 тысяч голов волгоградской породы. Недавно прошёл «День Поля», где мы кормили всех пловом из нашей баранины.

Плюс к этому, учитывая, что по торговле зерном мы работаем с биржей по товарному рынку, хотим попробовать для себя и инструменты финансового рынка – прорабатываем привлечение облигационных займов. Думаю, что это займёт полгода, не меньше. Посмотрим, как рынок будет реагировать на сельскохозяйственного товаропроизводителя в среднем сегменте бизнеса – на игрока не крупного, а регионального.

– Остаётся пожелать вам успехов, о которых мы обязательно расскажем на страницах нашего журнала.