– Марина, в живопись все приходят по-разному: кто-то, как Дюрер и Рафаэль, поражает окружающих своим мастерством ещё в подростковом возрасте, а кто-то начинает рисовать выйдя на пенсию, как таможенник Руссо и бабушка Мозес, и тем не менее оставляет свой след в истории изобразительного искусства. Вы, судя по всему, принадлежите к первой категории? Как у вас всё начиналось? В семье художники были? Расскажите о вашем детстве.
– В моей семье профессиональных художников не было, однако люди технических профессий, её составляющие, сумели создать творческую атмосферу, которая, конечно, на меня влияла. Дедушкина мастерская, пахнущая масляными красками, расписанные мамой стены, нарисованные куклы, склеенные домики… У нас в семье было принято самовыражаться подобным образом. Все мои родные были техническими специалистами, инженерами, но при этом людьми очень творческими, тонко чувствующими искусство. Интерес к искусству воспринимался как естественная потребность, доступ к художественному материалу в семье был наравне с едой или водой. Однако художник как профессия при этом не рассматривалась: слишком «зыбкая» в материальном отношении. А потому я закончила сначала технологический вуз, потом экономический, получив две почётные и востребованные в то время профессии. Параллельно я рисовала – и в первом, и во втором университете: подарки друзьям, стенгазеты; расписывала стены. Рисовать я вообще не прекращала с раннего детства, с тех пор как карандаш впервые попал в руку.
А потом так случилось, что я всерьёз увлеклась изобразительным искусством, и интерес к тому, что делаю именно в этой сфере, стал наполнять меня энергией. Рисовала много эскизов, которые отнюдь не всегда оплачивались хорошо, а то и вообще не оплачивались. Но постепенно нашлись и заказчики иллюстраций, и покупатели работ, и жизнь окончательно вошла в новую колею.

– Судя по отрывку из местной прессы, с которым вы меня ознакомили, ваши работы уже привлекали к себе серьёзное внимание, когда вам было 12 лет. Ведь хорошо рисуют многие девочки, но отнюдь не о каждой пишут в газете. С чем это было связано?
– «Вернисаж», о котором идёт речь в этой заметке, – обычная школьная выставка или смотр детского творчества. И мне сейчас трудно понять, чем выделялись мои детские рисунки среди работ других школьников... Но на тот момент я прекрасно поняла, что раз меня так отметили, значит, чем-то мои работы замечательны.

– У вас сохранились ваши детские работы? Что-то из них вам продолжает нравиться? Кружки, изостудии и т. д. посещали или предпочитали путь самоучки?
– Да, мама их очень бережно хранила, и я храню. А больше всего нравятся мои подростковые штудии: это такое бескорыстное и самобытное самовыражение, когда не думаешь о том, понравится ли кому-то твоя работа. Хотелось бы и сейчас создавать нечто подобное, но в силу опыта и пройденной дороги уже, увы, не выходит…

– Вы получили профильное живописное образование? Кого считаете своими учителями в искусстве?
– В кружки, изостудии я не ходила, но были попытки записаться в художественную школу. Когда мне было лет 12, кто-то из понимающих знакомых посмотрел мои работы и посоветовал «отдать девочку в художественную школу». Однако её педагоги, просмотрев мои работы, разглядели во мне «уже готового иллюстратора», отметили сложившуюся технику и пояснили родителям: по программе школы меня придётся переучивать. А родители сочли, что раз я сложившийся иллюстратор, академическая живопись и рисунок – ненужное для меня занятие, тем более я готовилась к поступлению в технический вуз, моя дорога казалась предопределённой. Поэтому в художку я не попала.
А что до учителей, путь самоучки отличается тем, что на различных этапах жизни черпаешь из очень разных источников, учишься чему-то у самых разных художников. Так что Учителя с большой буквы у меня нет, главный мой учитель – собственный опыт.

– А какие эпохи, направления, жанры в изобразительном искусстве вам близки? Каких художников можете назвать самыми любимыми?
– Из всех художников мне ближе всего иллюстраторы. Это уникальные люди, обладающие собственной неповторимой «оптикой» и предлагающие другим взглянуть через неё на мир. Среди современных иллюстраторов мне особенно нравится Леонид Владимирский, его иллюстрации к «Золотому ключику», сказкам Волкова и Родари, «Трём толстякам» и другим детским книгам я с восхищением рассматривала в детстве, да и сейчас они нравятся мне не меньше!
Если говорить об эпохе, больше всего люблю, наверное, импрессионистов. Всегда испытываешь приятное волнение, глядя на вещи, которые просто невозможно было создать! А вообще, сейчас, в эпоху интернета, когда для зрителей открыты работы художников всех стран мира и эпох, очень трудно сделать выбор…

– Как правило, художники неравнодушны и к другим видам творчества и черпают в них вдохновение. Какую музыку, архитектуру любите? К урбанизму тяготеете или к природе?
– Я по сути своей – городской человек. Природа – она огромна, несоразмерна с человеком, в сравнении с ней очень маленьким. И вот как раз архитектура как бы является связующим между человеком и природой. Для меня она комфортнее природы, и если искать вдохновение в других видах искусства, для меня это прежде всего городская архитектура. Её интересно понимать и читать: это пространственное искусство, и оно воспринимается не одномоментно: по ней можно идти, чувствовать ритм здания, слышать свои шаги, причём в различных помещениях они могут звучать совсем по-разному. По отношению к одному и тому же зданию мы можем испытывать абсолютно разные эмоции, например, проходя по низкому подвальному этажу или выйдя на красивый балкон. В Москве у меня два самых любимых здания: Дом авиаторов на Беговой, известный как «Дом на ножках», построенный архитектором Андреем Меерсоном в стиле брутализма, и особняк Арсения Морозова на Воздвиженке, в стиле эклектики, архитектора Виктора Мазырина, похожий на воздушную зефирку.
Музыка мне в последние годы интересна в основном инструментальная.

– В каких техниках работаете? Есть ли среди них излюбленные? Больше тяготеете к живописи или графике?
– Мне все техники интересны. Период, когда хочется работать маслом, сменяется на пристрастие к карандашу и линерам; я то увлекаюсь маркерами, фломастерами для скетчинга, то понимаю, что акварель, наверное, мне ближе, и так по кругу. Графику либо живопись тоже не могу предпочесть: думаю иногда линиями, иногда цветовыми пятнами…

– Среди ваших работ много иллюстраций: каких авторов, какие книги вы выбираете, по какому принципу? Сотрудничаете с издательствами или частными заказчиками? Свои иллюстрации к какой книге считаете самыми удачными?
– Пока я имела дело только с детской литературой. Визуализация детских сюжетов мне даётся легче. Наверное, то удовольствие, которое я испытываю, работая над этой тематикой, как-то передаётся, и частные заказчики меня сами находят. А наиболее удачной всегда кажется та серия, над которой сейчас работаю. Сегодня это книга Ярослава Недрагова под условным пока названием «Дракоша Мася».

– Рисуя, вы создаёте свой мир. А какой он – мир Марины Журавлёвой? Его можно описать словами?
– Мой мир – очень инфантильный, и главное его свойство – комфортность, уют. Долго там находится, конечно, нельзя, и с головой нырять опасно, потому что взрослые люди не должны надолго уходить от необходимости решения проблем. Но вот если бы в мой мир можно было продавать билетики, думаю, многие захотели бы передохнуть в таком бестревожном месте.

– Кто он – ваш зритель, покупатель ваших картин?
– Мои работы покупают очень разные люди: у кого-то картина просто вписывается в интерьер по цвету, кому-то напоминает что-то приятное. Бывает, что случайно визуализирую чью-то фантазию.

– Героями ваших работ часто становятся ангелы, но не умилительные путти Рафаэля, не строгие юноши Фра Анджелико и не странные существа Джотто. Каковы ангелы Журавлёвой? Почему так часто появляются в ваших работах? Вы верующий человек?
– Я не могу с уверенностью сказать, что изображаю именно ангелов. С детства, как только сама вышла из статуса малышки, я полюбила наблюдать за маленькими девочками. И до сих пор считаю, что это одни из самых красивых созданий природы. Наиболее прекрасное, что она сумела создать: цветы, снежинки и маленькие девочки! И скорее, на своих работах я рисую девочек, а крылья – символ их защищённости. Тут больше эстетическое содержание, чем мифологическое или религиозное. Но если зритель наделяет моих героев какими-то привнесёнными от себя чертами, это только плюс для работы.

– Художники мерят свою жизнь отрезками не только от работы до работы, но и от выставки к выставке. Много ли их было в вашей жизни?
– У меня как-то так получается, что картины сразу уходят покупателям и материал для персональной выставки не удаётся подготовить…

– Зачем вы берётесь за кисть? Живопись для вас – средство, цель или дорога к цели?
– Средство для самовыражения и существования.

– Чем занимаетесь в жизни, помимо живописи? А чем хотели бы заняться?
– Наверное, секрет успеха в том и состоит, чтобы заниматься тем, чем хочешь и что любишь! И если бы я хотела чем-то ещё заняться, обязательно бы занялась. А если этого нет, то, наверное, не очень хочется.
Помимо работы в живописи и графике, я преподаю изобразительное искусство в частной школе. Для этого пришлось получить ещё одно образование, педагогическое. Педагогика меня очень захватила: оказалось, так приятно передавать людям то, что любишь и умеешь, учить видеть и чувствовать! Это какой-то новый аспект творчества. И в моём собственном творчестве общение с учениками помогает расширять горизонты.

– Каковы ваши ближайшие планы?
– Продолжать делать то, что делаю: мне кажется, у меня хорошо получается!